Чем дальше отзвуки Великой Отечественной войны, тем меньше остается среди нас людей, ковавших эту великую победу, и тем ценнее их воспоминания. В преддверии Дня Победы мы встретились с ветераном Александром Демьяновичем Кабановым – водителем фронтового автомобиля.
)
)
 | | Чем дальше отзвуки Великой Отечественной войны, тем меньше остается среди нас людей, ковавших эту великую победу, и тем ценнее их воспоминания. В преддверии Дня Победы мы встретились с ветераном Александром Демьяновичем Кабановым – водителем фронтового автомобиля. |
За руль я сел, если можно так сказать, самовольно. После окончания семилетки учился в ФЗУ на токаря, но меня все время тянуло к машинам. Дело в том, что мой отец руководил добровольным обществом содействия развитию автомобилизма «Автодор» в нашем родном Лисичанске. Я постоянно крутился около машин, многое узнал, получил навыки в управлении. Тайком съездил в Артемовск, сдал на права. Отцу пришлось разрешить мне сесть за руль. Был это ГАЗ-АА. Так что до призыва в армию в 1937 году я уже «намотал» сотни километров.
Служить начал еще до войны в отдельной мотострелковой дивизии НКВД имени Ф. Э. Дзержинского. И поскольку в военном билете было указано, что я «специалист колесных машин», меня сразу определили в водители. Много пришлось исколесить за годы срочной службы – побывал даже в Китае, где мы «помогали формировать пятую китайскую армию». Но в 1939 году меня, как записано в военном билете, уволили «в долгосрочный отпуск за успешное выполнение заданий партии и правительства».
Вскоре грянул 1941-й, дальше – всеобщая мобилизация. Я в это время работал в Лисичанске на заводе «Пролетарий», водил машину. Меня вместе с трудягой ЗИС-5 направили в подмосковный город Коломну, где в это время формировалась 269-я стрелковая дивизия. Как-то построил нас командир роты, повел в лес, где в укрытии стояли новенькие ЗИСы, и разрешил выбирать себе машину. Я, конечно, сразу к одному из них подбежал, стал мотор проверять. Рассказал командиру, что долгое время ездил на таком автомобиле.
И начал я возить на передовую боеприпасы. В одном из таких рейсов попали мы под обстрел авиации. Досталось тогда и машине, и мне – я получил сильную контузию. За выполнение этого задания меня наградили медалью «За отвагу». А через три месяца моя шоферская судьба снова резко изменилась. Вызывает как-то командир автороты и приказывает сдать машину. Утром следующего дня поехали мы в штаб фронта, и почти четыре года работал я при штабах. Вначале – в штабе Брянского фронта, потом – Воронежского, который с 20 октября 1943 года стал называться 1-м Украинским фронтом. Особенно запомнилось время, когда я возил Николая Федоровича Ватутина.
Однажды к нам в автороту приехал адъютант Ватутина. И вот мы втроем – адъютант, командир роты и я – в штабе. Николай Федорович гулял во дворе, меня к нему подвели. Первое, чем он поинтересовался, – освоил ли я машину. Потом спросил, откуда родом. А когда услышал, что с Украины, из Лисичанска, добавил: «Ну что ж, будем воевать!»
Я вспоминаю внимательное отношение Николая Федоровича к людям. Он всегда беспокоился, сыт ли я. Его переезды из одной армии в другую были бесконечными. Но всегда, садясь в авто, обязательно спрашивал: «Машину заправил? Сам поел?». И если оказывалось, что я не успел пообедать, он мог тут же, в пути, остановиться и дать возможность перекусить.
С горечью вспоминаю конец февраля и начало марта 1944 года. Завершилась подготовка к освобождению Правобережной Украины. Войска уже ждали сигнала командующего фронтом к наступлению. 28 февраля Жуков был в штабе 1-го Украинского фронта – вместе с Ватутиным они уточняли детали предстоящей операции. После двухчасовой работы Николай Федорович сказал маршалу, что хотел бы до начала операции съездить в 60-ю и 13-ю армии. На следующее утро Ватутин выехал в штаб 13-й армии и проверил, как налажено взаимодействие между наземными войсками и авиацией. В шестом часу вечера он приказал ехать в город Славуту, в штаб 60-й армии. По пути Николай Федорович заметил проселочную дорогу и велел мне ехать по ней, чтобы сократить путь.
Дорога была ухабистая, размокшая, еще и мокрый снег под колесами «помогал» буксовать. За моей «эмкой» шли вездеходы с автоматчиками, «виллис», «додж». Несколько сел проехали спокойно. Вдруг за Сиянцами я заметил, что следовавший за нами «виллис» остановился, и сказал об этом Ватутину. Почти в это же время прозвучал выстрел, и перед «эмкой» пролетела трассирующая пуля. Послышалась пулеметная очередь. Началась перестрелка с бандой, затаившейся в засаде.
Мне приказали разворачиваться. «Эмка» моя забуксовала и стала поперек дороги. Я распахнул дверцу и увидел, что переднее колесо пробито, из радиатора течет. Николай Федорович выскочил из машины и приказал занять оборону в кювете. А когда ему предложили отходить, он твердо сказал: «Командующий не может оставить в беде своих солдат». Схватка с бандитами продолжалась. Наконец-то удалось завести одну из машин. Ватутин направился к ней, и в этот момент его ранило в ногу. Николая Федоровича уложили в «додж», но, проехав немного под пулями, заглох и он. В итоге мы отнесли раненого на руках к саням. На них его и отвезли в Ровно, где располагался ближайший армейский госпиталь. Спустя полтора месяца, 17 апреля 1944 года, войска склонили боевые знамена перед могилой выдающегося военачальника Николая Федоровича Ватутина.
| |
| |
|
)
)
)